«Москва – Петушки» и другие произведения - Венедикт Васильевич Ерофеев

Тов. Иоффе: «Во-первых, Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что ЦК – это я. Такое можно писать только в состоянии большого нервного раздражения и переутомления.

Зачем же так нервничать, что писать совершенно невозможную фразу, будто ЦК – это я? Это переутомление. Отдохните серьезно. Обдумайте, не лучше ли за границей. Надо вылечиться вполне» (17 марта 1921).

И тут же следом – Г. М. Кржижановскому: «Я должен носом тыкать в мою книгу, ибо иного плана серьезного нет и быть не может» (5 апреля 1921).

А тов. Чичерин вовсе и не просил о лечении, но получилось так: тов. Чичерин представлял нашу державу на Генуэзской конференции с только недавно опубликованным напутствием Ленина: «Нашу ноту по поводу отсрочки Генуэзской конференции следует составить в самом наглом и издевательском тоне, так, чтобы в Генуе почувствовали пощечину. Действительное впечатление можно произвести только сверхнаглостью. Нельзя упускать случая» (25 февраля 1922).

В. Молотову: «Я сейчас получил 2 письма от Чичерина. Он ставит вопрос о том, нельзя ли на Генуэзской конференции за приличную компенсацию (продовольственная помощь и пр.) согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство других партий в Советах. Сделать это в угоду американцам.

Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо лечить, немедленно отправить в санаторий» (23 января 1922).

И через день тому же Молотову: «Это и следующее письмо Чичерина явно доказывает, что он болен, и сильно болен. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий» (24 января 1922).

И в заключение – два негромких аккорда. Первый из них вызывает слезы, второй – тоже.

Тов. Уншлихту: «Гласность ревтрибуналов (уже) не обязательна. Состав их усилить Вашими людьми, усилить их всяческую связь с ВЧК, усилить быстроту и силу их репрессий. Поговорите со Сталиным, покажите ему это письмо» (31 января 1922).

Тов. Каменеву: «Не можете ли Вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд?» (24 апреля 1921).

Москва, 5–6 февраля 1988

Диссиденты, или Фанни Каплан

Трагедия в пяти актах

Вот сложился круг действующих в драме лиц:

Мишель Каплан – хозяин заведения – Приемного Пункта Посуды, в котором он живет, и действие происходит на исходе 2-го дня Его белой горячки. Почему его «смрадный дом» народ называет «Мавзолеем».

Лжедмитрий I, Лжедмитрий II – его полоумные подсобники-подручные, приемщики винной посуды.

Роза – любовница Каплана.

Фанни Каплан – любимая дочь Каплана с врожденным, но трогательным идиотизмом.

Юродивый Виталик – в конце гибнет под грузом ящиков с бутылями, которые падают от падения неузнаваемого человека в «сером». «О, где же необольстимый судия?!» – набирает эти слова в «тапочек», обращаясь к императору Хирохито. – Гибну, потому что взломали стены в Сантьяго-де-Куба, штурмуют казармы Монкада.

Аспазия (в валенках) – возраста непостижимого; постоянная поставщица бутылок, подруга Розы.

Прозерпина (с рюкзаком под мышкой) – товарка Аспазии с соседней территории по сбору бутылок (старуха).

Человек в «сером» – член КПСС «дядя Валера».

Рыжий детина по кличке «Мамзелька».

Остальные – диссиденты в очень разной степени умственной прострации.

«Длинный перечень» (очередь) – так и не появляющиеся, чтобы действия «не оживлять».

«Ни одного героя – кроме Фанни – ни одного в разумном здравии, и это хорошо, потому что я в добром здравии за жизнь не встречал отнизу доверху».

Постоянно тревожно.

Музыка в трагедии не исполняется. А приводится в исполнение.

Пьеса кончится сокрушительно. Не останется никого – НИКОГО? – никого.

– А зачем НИКОГО? – А зачем оставаться. Жребий брошен. Круг очерчен. Корабли сожжены.

Начало: Каплан – с этими людьми мне НЕ О ЧЕМ ПИТЬ. – странное дело – и Лжедмитрий III под занавес полоумный.

I акт

Очень бойко принимают посуду Лжедмитрий I и Лжедмитрий II. Но слишком часто закрывают «окошко» и размышляют о судьбах Вселенной под Грохот и Стуки в окошко (нетерпеливой очереди).

Обычно они справляются о времени у сидящего на полу Виталика:

– Виталик! Набери номер королевы Нидерландов Беатрикс и узнай – пора ли открывать лавочку. – Виталик снимает тапочек – прикладывает к уху – долго молчит – как в телефонную трубку. – Пора!

Внутренняя архитектура приемного пункта. Сдвоенные, счетверенные ряды ящиков уходят вдаль, меж ними остаются мокрые и нечистые пустоты – превосходные места для действия, поскольку почти совершенно скрыты от зрителя. Да и зачем зрителю видеть всё? Ему лучше б вообще ничего не видеть. Такого же суждения и приемщики – Лжедмитрий I и II: окошечко приема такое махонькое, что сдающим посуду занудам приходится пропихивать свой товар, изогнувшись в поясе, а посуде – продвигаться к Лжедмитриям, лежа на боку.

Пока это окошко наглухо закрыто, но остается средоточием 1-го акта. Лжедмитрий I и Лжедмитрий II сидят от него на расстоянии и беседуют вот о чем:

Лж. I: И ты никуда-никуда весь вечер не выходил, Дима, и ничем не занимался? Ха-ха-ха… Ведь этот фармазон, который отбил у тебя твою белую пупочку…

Лж. II: Не говори мне об этом, Митя. И что значит: ничем-ничем не занимался? Я сокрушен был сердцем. А разве это не занятие? И так начиналось крушение: я погрустил, погрустил, потужил-потужил, а потом кручиниться начал. Кручинился-кручинился, а потом начал сызнова тужить, но еще без сокрушения сердца. И вот так часа 2–3 грустил, как Богоматерь, как вдруг почувствовал в себе прилив какой-то новой кручины… И от этого совсем пригорюнился… Какое качество, Митя, ты больше всего ценишь в человеке?.. скажи мне…

Лж. I: Пожалуй, незадачливость. Я и тебя за это люблю. И матушку-Родину люблю за то же самое. Но ты ведь юн, а Родина готовится к своей кончине… Теперь входит в моду все на свете делать посмертно. Так вот: я бы, посмертно, лишил мою Родину ее материнских прав.

Лж. II: Ты, Митя, бездуховен и свиреп… Нельзя же…

Лж. I: Это я! – я-то свиреп и бездуховен!? Даже Каплан сказал мне, что духовных запросов у меня до. я и больше. А высших упований – что собак нерезаных! А святых порывов – столько, что их до Ленинграда раком не переставить!..

Лж. II: Митя!.. (с укоризною).

Лж. I: Ничего, ничего. Отчизна дышит на ладан, мне это понятно, как день. Как ее последний день. И кто там кого в этом обгонит, мне понятно тоже. Украина лидирует у нас по близорукости, Молдавия – по столбняку, Приморский край – по клещевому энцефалиту, Кольский полуостров – по аппендициту, Литва – по ревматизму, Якутия – по мочекаменным болезням, а Северная Осетия – по эндемическому зобу. А столица Москва – по функциональным расстройствам, психозам и реактивным состояниям. И грамотность не спасет. Да и о какой грамотности можно ляпать, коли уж мы живем в стране, где 99 % взрослого населения ни разу в жизни не прочли и не слышали ни одной строчки Евангелия!..

Лж. II: Митя!.. ты сегодня еще не прочищал горла. Может, оттого у тебя такие колокотания и мизантропизмы?..

Лж. I: А что – у Каплана есть чего?

Лж. II: В маленьком столике: киндзмараули.

Лж. I: О…мать! А что это такое?

Лж. II: Киндзмараули – это почти что хванчакара!

Лж. I: Почти хванчакара?

Лж. II: Почти хванчакара!

Лж. I: Волоки.

За наглухо закрытым окошком приема начинаются понемногу мягкие щелчки и стуки и оппозиционные шепоты.

Лж. I: Киндзмараули! Хванчакара!

Лж. II (появляясь): Хванчакара. Но почему-то в банке!..

Лж. I: Какая нам разница! Хоть в плевательнице!.. К горячим рыбным блюдам следует подавать Су-псех, Абрау-Рислинг, Гурджаани, Цинандали, Алькадар, Сильванер и Баян-Ширей. А вот уже к филе, эскалопу, антрекотам и лангусту смело подавай Телиани, Саперави, Мукузани и Каберне.

Лж. II: А – если артишоки?

Лж. I: Что артишоки?

Лж. II: Ну, может, не артишоки, а дичь, цыплята, миндаль…

Лж. I: А миндаль зачем?

Лж. II: Да уж так: подали жареный миндаль… И вот – перед тобой миндаль…

Лж. I: Тогда чхавери!

Лж. II: Чхавери и киндзмараули!

Оба пьют, но по харям их видно, что это не киндзмараули и не чхавери, а что-то тошнотворнее и крепче.

Лж. I: Вот это, миленький, точно киндзмараули. Ты еще больше почернел и вытянулся. А я, хоть и вытянулся, но светлее стал. Нас с тобой не спутаешь, и вот почему. Я длинен, как летний день, а ты, как зимняя ночь, длинен. И еще разница: если тебя встретят темной полночью, то потребуют от тебя часы, и ты